Бахтияр Аманжол: Казахская музыка сакральна, универсальна, первична

В последние десятилетия Степь открывает свои неизвестные страницы истории, культуры, этногенеза и т.д. Например, единый праязык человечества предположительно зародился в Урало-Алтайском регионе (в Сибири и Центральной Азии). Генетики установили, что одомашнивание лошади впервые произошло на территории Казахстана около 6 тысяч лет назад. Недавно на Алтае нашли захоронение древнего воина с музыкальным инструментом, похожего на кобыз. Датируется примерно VII веком. Оказалось, и мировая музыкальная культура отчасти имеет степные корни.

«Домбристы – носители духовной традиции»

О феномене казахской музыки, ее «генах» и особенностях, распространении степной музыкальной традиции, о самом древнем смычковом инструменте, степных звуках, пространстве мы попросили рассказать известного композитора, исполнителя, музыковеда, профессора алматинской консерватории Бахтияра Аманжола Туткабайулы. - Бахтияр-аға, недавно познакомился с вашей работой «Музыка как язык сознания», вы сделали очень интересное открытие. Как пришли к идее создания этой теории? - Да, мне хотелось выявить как бы гены, особенности языка казахской музыки, для этого мне пришлось заняться музыкой как языковой системой. Как вообще возникла такая тема? Она как бы возникла из жизни. Помню, приехал в 1980 году из московской консерватории, начал работать в нашей консерватории, меня спросила ректор Газиза Ахметовна Жубанова, где ты хочешь работать, в каком отделении? Я ответил: или композицию, или полифонию, она: на композиции мест нет – там все аксакалы (смеется), пойдешь работать к теоретикам. И я пошел туда. А там, у теоретиков, надо каждый год писать научные статьи – такие условия. Помню, одна музыковед написала работу о полифонии в казахской музыке. Что такое полифония? Полифония – это когда несколько слоев, несколько голосов идут одновременно, многоголосие. Этот музыковед обнаружила полифонию в кюе «Ақсақ құлан»: похоже на имитацию, тема проводится в одном регистре, потом как ответ в другом. Все очень обрадовались. А меня это покоробило. Ведь дело в том, что это очень простой прием. Вся европейская музыка построена на имитации, и выходило, что, наконец, и казахи до этого дошли. Что-то не сходилось. Казахская музыка, как я ее понимал, очень сложная по содержанию, а имитация – это почти примитив. Но объяснить тогда я это не мог. Потом понял, что дело в европоцентризме. Мы подходили к казахской музыке, используя сложившиеся понятия другой традиции. Позже я понял, что в казахской музыке другая полифония – «виртуальная», что вся система государственного музыкального образования – европоцентристская. Вот, действительно, Евгений Брусиловский, Василий Великанов – первые казахстанские композиторы – учителя, учили учеников с точки зрения европейской традиции, тогда считали казахскую культуру как русский Восток. Или вот вся нынешняя система образования «народников», по сути, европейская. Она вся строится вокруг жанра оркестра. А оркестр – это европейский жанр. А кто такие «народники», т.е. домбристы, кобызисты? Это носители духовной традиции, сама традиция предполагает сольное, импровизационное, медитативное исполнение. В итоге вся система представлений, которая в традиционной казахской музыке, ломается. Народный оркестр тоже хороший жанр, но не должен заслонять собой корни, по которым тянутся нити в самые наши духовные залежи. Сейчас в музыкальном образовании немного изменилось, акцент сместился все-таки на сольное исполнительство. А тогда, чтобы на понятийном уровне начать решать эту проблему, необходимо было понять, чем казахская музыка отличается от европейской. Пытался разговаривать с музыковедами, но они говорили: все правильно, все по классике. С тех пор у меня началась эта тема, уже многое написал по этой теме, диссертацию защитил, свою музыку тоже писал, и начинаю понимать, разбираться. Чтобы написать о том, чем отличается казахская музыка, скажем, от европейской, нужно сформулировать понятие музыки как языка. И здесь я столкнулся с проблемой: когда говоришь «язык казахской музыки», то говорят: да музыка вообще не язык, это какая-то информационная система, но не язык. Потому что в музыке нет знака. А нет знака – нет и языка. Но все-таки мне удалось сформулировать знак в музыке и, таким образом, доказать, что музыка все-таки – язык. Один из языков мозга. Уже опубликованы работы, начали их признавать.

«В мелодии есть и физика, и психика»

– До Вас были работы в этом направлении? – Музыку как язык люди пытались понять, сформулировать тысячелетиями. Это очень важно, потому что музыка сознавалась как феномен, через который происходит связь с Высшим уровнем. Самые первые научные исследования относятся к XVII веку до нашей эры. Китайский ученый Лин Лунь понял, что звук – многосложен, там есть спрятанные звуки – сейчас их называют обертонами. И вот он выявил в последовательности обертоновых призвуков квинту. Но разгадать музыку как язык все равно не получалось. Потому что музыка – двойственное понятие. С одной стороны, это физика, акустика, с другой – это психика. А как эти два берега свести в одно? Допустим, какая-то индийская рага может вызвать пожар, другая – дождь. Но каков механизм передачи чувств через музыку в физическую реальность? Лин Лунь фактически исследовал физику, а делал выводы о духовном устройстве мира. Древние индусы обсуждали то, как та или иная рага соответствует времени суток, и исследовали, по сути, метафизику. Но не говорят об акустике. В общем, проблема была в мостике между берегами. Попытка понять язык, наверное, началась в начале ХХ века. Это случилось на сочетании психологии, мифологии, акустики и музыковедения. Такие имена из психологии всем известны – З. Фрейд, К. Юнг. В 70-х годах вышла очень важная книга – в аспекте темы музыки как языка стали исследования американского нейропсихолога Карла Прибрама, сделавшего выводы о том, что сознание по своей природе голографическое, объемно-пространственное. Он сформулировал, что все языки мозга оперируют пространственными понятиями. Даже междометия мы воспринимаем как пространство, глагол, естественно, – пространство, прилагательное, существительное – все пространственное. Насчет пространства в музыке первыми стали исследовать, наверное, знаменитые советские музыковеды В. Холопова в совместном труде с Ю. Холоповым. – А у нас были исследования? – Да, об этом очень приятно говорить. Прорывной стала работа казахского музыковеда Багдаулета Аманова. Он исследовал западноказахстанские домбровые кюи, вывел терминологии. По казахской терминологии существует понятие «мировая гора», а домбра мыслится как «бас» (голова – головка), құлақ (ухо – ушко), мойын (шея), кеуде (грудь – середина), саға – аяқ (основание – нога), т.е. антропоморфно. Аманов исследовал терминологию казахских кюев: бас буын (главное, ведущее звено), орта буын (среднее звено), саға (нижнее звено, основание). Оказалось, везде есть вертикаль, получается параллель: гора – человеческое тело – домбра. Если интерпретировать исследования Аманова, то получается, что музыковед впервые вытащил знак. Потому что музыка может быть языком, если есть знак – Аманов нащупал знак языка музыки (вертикаль), в котором пересекаются физиология и мифология. Ноты – это язык, который используется для исполнителя, это вторичная система. Когда слушаем музыку, то, что действует на душу – там знак вертикали, соединяется физиология и мифология. Я пошел дальше – присоединил к этому физику, т.е. дело в том, что звук «многоэтажный», имеет основной тон и включающиеся в этот звук обертона (Бахтияр-аға демонстрирует это на горловом пении). – А вертикаль – универсальна? – Смотря что иметь в виду под этим понятием. Вертикаль, строго говоря, понятие одномерное: только высота. А мы его трактуем еще и в трехмерном пространстве: ширина, длина, высота. А в музыке вертикаль трактуется и шире – в 4-мерном пространстве или еще более сложно – там она становится еще более объемной, как бы линией связи «вглубь» пространства. Причем в музыке сознание это делает легко и быстро, мы этого не замечаем, просто ощущаем: переносимся во времени и в пространстве, погружаемся в состояния, создаем невероятные ассоциативные связи. Так что, наверное, можно сказать, что вертикаль и универсальна. Она ведь и путь связи с тонкими мирами, она же и просто наше тело, она же и параметр, по которому мыслятся звуки, она же и стержень, по которому выстраивается Картина Мира в нашем мифосознании, она же и понятие иерархии вообще. - Большое спасибо за интервью! Дастан ЕЛДЕС qazaquni.kz