Димаш - и казахская вокальная традиция

Успех Димаша Кудайбергена на телевизионном конкурсе в Китае, кажется, единственное позитивное событие в нашей становящейся день ото дня страннее казахстанской действительности. Наверное, поэтому так много восторгов, даже преклонения перед творчеством молодого певца. А где поются дифирамбы, там появляются и «суровые критики». Как после очередного боя Головкина полстраны становится экспертами по боксу, теперь у нас все стали экспертами по вокалу. Эту тему анализирует express-k.kz.

Ни в коем случае не претендую на знание вокала, но как культуролог все-таки хочу поделиться своим мнением. Димаш, безусловно, феномен, причем его голос именно казахский. Айтыскер Ринат Заитов в свое время высказал мнение, что для казахов такой высокий мужской голос нетипичен, что казахи предпочитали мягкий задушевный «қоңыр дауыс». Но на самом деле звукоидеал «қоңыр» скорее имеет отношение к инструментальной музыке. В вокале же, по крайней мере, с середины XIX века ценились выразительные драматичные высокие голоса. И у многих великих казахских певцов голос был именно таким. Взять хотя бы народного артиста КазССР Гарифоллу Курмангалиева – великого представителя школы Мухита Мералиева (и Мухит, и Гарифолла родились на границе Западно-Казахстанской и Актюбинской областей). Гарифолла в детстве обучался у внука Мухита Шайхы. В 1934 году приехал в Алматы, устроился работать в оперный театр. Он долгое время не мог петь с оркестром – заглушал его своим сильным голосом, иногда начинал импровизировать, уходя в сторону. Поэтому в музыкальных спектаклях он первое время не участвовал. Наконец ему предложили спеть за сценой за другого артиста. Разозлившись, Гарифолла подкрутил колки домбры и запел необыкновенно высоко и сильно. Как оказалось, он взял ми третьей октавы, пишет Канабек Байсеитов в книге «На всю жизнь». В 1954 году на гастролях в Киеве кто-то из недоброжелателей втайне подкрутил колки домбры Гарифоллы и певцу на сцене пришлось брать такие высокие ноты, что, по его собственному выражению, у него «чуть кишки не порвались». Так он исполнил на бис семь песен. Из зала на сцену, заподозрив какой-то подвох, поднялся мужчина в адмиральском мундире. Убедившись в честности певца, он обнял его и публично извинился. Был еще один подобный эпизод в жизни Гарифоллы. Как вспоминал композитор Еркегали Рахмадиев, в 1962 году в Алматы приехала англичанка – собирательница музыкального фольклора. На уровне руководства республики было поручено оказывать ей содействие. Высокомерной и очень высокой – под два метра ростом – фольклористке представили невысокого даже для казахов того поколения певца. Она дежурно улыбнулась и запустила звукозаписывающий аппарат. И вот после виртуозного наигрыша Гарифолла запел, как обычно неистово сверкая глазами, играя ими. Из-за этой манеры некоторые называли его «жынды көз» – «бешеный глаз», случалось, дети пугались, убегали с концерта. И вот Гарифолла поет, голос взвивается выше и выше, до третьей октавы «до». Англичанка замерла с открытым ртом, ведь такая высота недоступна мужчинам-тенорам. Вдруг у ней появилась хитрая догадка, она вопросительно взглянула на сидящего рядом Еркегали. Он понял ход ее мыслей и через переводчика возразил: «Нет-нет, у нашего артиста семь детей, он полноценный мужчина!» Та запись прозвучала на BBC, а потом и на Всесоюзном радио. К сожалению, ее сейчас в Сети нет. Итак, голос Димаша вполне в русле казахской вокальной традиции. Но вопрос в том, что он с ним сделает. Здесь даже речь не о том, сумеет ли он сберечь свой дар, не растратить, что случилось со многими талантливыми казахскими певцами. Научится ли он относиться профессионально к своему голосу, беречь его и самого себя? Вопрос в репертуаре. Для таких редких голосов вокальных произведений создано крайне мало. Ведь любой композитор хочет, чтобы его произведения исполнялись много и часто, ориентируется на основные вокальные диапазоны. Судя по видео, которые можно найти в Сети, проблемы с репертуаром у Димаша заметны сразу. Несколько мировых шедевров, «Дайдидау». Что еще? Димаш не всегда подбирает выгодный для своего голоса репертуар. На казахстанском ТВ-конкурсе несколько лет назад он был раскритикован Багым Мухитденовой за выбор песни, которая не соответствует его вокальным данным. Сделано это было в несколько хамской манере, но вполне справедливо. Вообще, даже по внешнему виду Димаша на той записи чувствуется его попытка подражать Кайрату Нуртасу. Понятно, что это пройденный этап в развитии молодого певца. Но и в Китае в 2017 году Димаш исполнил на праздничном концерте «Ойжайлау» Кенена. Песни Кенена популярны в народе во многом потому, что не требуют особых вокальных данных, доступны. Димаш также исполняет песню «Қарағым-ау», полюбившуюся широкой публике в исполнении Нурлана Онербаева. Исполнение Димаша очень красиво, но желая продемонстрировать свои вокальные данные, он искажает характер песни, в которой выражаются отцовская любовь к дочери – состояние умудренного жизнью человека. Димашу эта песня не подходит даже по возрасту, по жизненному опыту. Понятно, что Димаш со своими наставниками и менеджерами в конце концов подберет достойный репертуар из мировой сокровищницы. Но его фишкой могли бы стать традиционные казахские песни, начиная с Биржана. Писатель и музыкант Таласбек Асемкулов так говорил о Биржане: «Именно великий талант, неуемная жажда славы и необузданный темперамент Биржана в середине XIX века открыли новую эпоху казахской песни. Для Биржана и его последователей характерны частые перепады высотности, кульминации, неожиданные повороты. До Биржана для казахской песни характерна ровная мелодия, без больших верхов, обычно без кульминации, без особого драматизма. Это мажорные печальные, благородные красивые песни. Но это благородство становится как бы оковами песни, потому что благородство предполагает спокойствие, сдержанность. Выплеск эмоций, крик здесь немыслимы. Такая песня была неспособна к развитию, отсутствие высоких верхов было обусловлено самой ее природой. Биржан-сал создает принципиально новый тип аркинской песни, в которой находят выражение его потрясающая экспрессивность, его высокое Эго, жажда познания мира, жажда славы. Подобно тому, как итальянская опера возникает, прежде всего, как состязание высоких голосов, из эгоцентризма певцов, так и новая казахская песня появляется благодаря особенностям творческой натуры Биржана. Именно Биржан формирует новый тип песни – музыкальную драму со сложной, разработанной мелодией, высокой кульминацией». Кстати, некоторым исполнение Димаша кажется натужным (такие критики забывают, что это конкурс, конкурс в стране, где не очень-то признают чужаков, и где Димаш должен сделать нечто особенное, чтобы побеждать). Эксцентричное исполнение Биржана современники описывают так: «...Когда он пел песню, шея его вздувалась, кожа на голове, лицо, рот – все приходило в движение, тюбетейка на голове начинала ерзать из стороны в сторону, казалось, что она пляшет... Сал начинал песню с низких нот и, возвышая голос, сам поднимался вслед за мелодией, передвигался кругом и с окончанием песни возвращался на свое место». Шедевры Биржана, других аркинских композиторов, например, «Гаухартас», «Ардақ», «Алқоңыр», «Құсни-Қорлан», «Япурай», «Көгаршын», некоторые произведения мангыстауских қайқы и конечно земляка Димаша великого Мухита в современной интерпретации могли бы составить уникальную часть репертуара Димаша. Быть может, в этом миссия молодого певца? Не только познакомить зарубежную публику с казахскими шедеврами, но вернуть казахам их собственное наследие, пробудить у широкой публики интерес к казахской вокальной традиции, к красивым, глубоким и драматичным песням, созданным в XIX – начале XX века... В заключение хочу рассказать об одной из таких песен. Легенда песни «Қарақаншық» − «Черная волчица» Мухита о том, как одинокого певца в степи окружила стая голодных волков. Не было никаких средств спасения, и тогда Мухит запел песню, напоминающую то ли плач, то ли волчий вой. Волчица, пожалев человека, увела стаю. Вторая версия названия песни была высказана в свое время Таласбеком Асемкуловым. Казахи олицетворяли, давали имена собственные многим природным явлениям. Например, завершающий осень ветер, который растормошив и вытряхнув семена из трав, укладывает их в зимнюю постель, называется «Қарабас жел» − «Черноголовый ветер». «Қарақаншық» − это летний горячий сухой ветер, который держится довольно продолжительное время, травы от него сгорают, пастбища превращаются в черный ворсистый ковер, и это означает голод. Мухит умер в 1918 году, почти не увидев ужасов войны, голодоморов, конфискаций, репрессий, что нависли над казахским народом. Через четыре года совсем молодым внезапно ушел из жизни его лучший ученик – внук Шайхы. Причина его смерти неизвестна, но догадаться нетрудно. Кажется, в песне «Қарақаншық» Мухита – предощущение надвигающейся катастрофы, отчаяние и бессилие.

Зира НАУРЗБАЕВА qazaquni.kz