Планетарный канон Мурата Ауэзова
2021 ж. 28 сәуір
1367
1
«МУРАТ АУЭЗОВ В СИЛУ СВОИХ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ СПОСОБНОСТЕЙ ПРЕДПОЧИТАЕТ УСТНОЕ СЛОВО. ЗА МНОГИЕ ГОДЫ ЗНАКОМСТВА Я УБЕДИЛСЯ: ЭТО, В САМОМ ДЕЛЕ, ЕГО СТИХИЯ. В НЕМ СИДИТ НЕЧТО СОКРАТОВСКОЕ. ОН КАК БЫ СТРАНСТВУЮЩИЙ ОРАТОР, ПРОСВЕТИТЕЛЬ, НОСИТЕЛЬ ИДЕЙ, ПРОПОВЕДНИК». ГЕРОЛЬД БЕЛЬГЕР.
Многих из нас не оставляют размышления о казахском народе, его особенностях и широте души. И возникает желание отблагодарить его за те «шесть теплых одеял», как в воспоминаниях Мстислава Ростроповича о холодном вагоне 1942 года, когда мальчишкой он отправился в эвакуацию с артистами, согревшими его и спасшими от смерти и одиночества. И в те же годы, и ранее в казахскую степь привозили людей вагонами со всех уголков СССР. И казахи старались принять и отогреть каждого.
Как и сегодня, в мирное время, для гостя в Казахстане всегда открыта дверь и накрыт дастархан.
О способностях и особенностях казахского народа, его талантах, виртуальности казахского языка и возможности его синтеза с IT-пространством, ответственности за экологию души и земли Mk-kz.kz обсудил с Муратом Ауэзовым — человеком, рядом с которым нам повезло жить и мыслить в одну эпоху. Важно еще услышать и понять.
Генетический ренессанс
— Мурат Мухтарович, в чем, по вашему мнению, состоит уникальность казахского народа?
— У замечательного поэта Жубана Молдагалиева есть слова «Я — казах. Умирал и рождался я тысячу раз...» Эту эмоциональную реакцию можно отнести и на события декабря 1986 года, когда произошли жесточайшие расправы над молодежью, вышедшей на площадь Алматы. Когда были пролита кровь и подавлен дух. Народ наш погибал много раз и находил в себе силы и возможности возрождаться. В этом, я бы сказал, не уникальность, а его особенность. Современные казахи — это потомки номадов, представители конно-кочевой цивилизации. Они всегда строили свои отношения в пространстве.
— Вы пишите, что «кочевник строит свои отношения с пространством иначе, чем оседлый. Естественное состояние непрерывного движения, перемещений вырабатывает в нем знание законов пути, включающих в себя не только практические навыки использования экологической среды, но и целую систему этических норм, эстетических принципов, философских умозаключений». Пространство кочевника способно и связывать разные времена?
— Надо определять, с какого момента мы начинаем нашу историю, потому как она бесконечна, как история планеты. Казахи с начала ХХ века были подпитаны идеями алашординцев — совершенно гениального поколения ренессансных людей, очень образованных, имевших гуманное, гуманистическое по содержанию мировоззрение, стремившихся к тому, чтобы народ обрел свои независимость и достойное историческое бытие. А народ был откровенно колонизованным, и восстание 1916 года показало, как жестоко расправлялись с ним. Затем произошла ужасная трагедия в 30-е годы. Конечно, были и репрессии 1937 года и гражданские войны, но голод 30-х годов оказался чудовищным. Погибло больше трети народа. Это самая страшная форма смерти, когда мать выбирает между двумя детьми — кого из них оставить жить. Голод ломает психику, культуру, все выветривает, происходит дегуманизация человека. Об этом долгое время молчали литература и история.
— В 1975 году на пленуме Союза писателей вы высказали мысль, что на такой литературе молчания надо ставить крест, и тогда стало очевидным, что самая большая трагедия казахского народа в ХХ веке — это крах, финал конно-кочевой цивилизации.
— И тогда начали работать археологи, историки, увлеченные прошлым, и стало ясно, что в период конца эпохи бронзы — начала эпохи железа появляется большое количество изделий из железа. В том числе железные удила и стремена, которые не окисляются, не отравляют животное. С приходом железа появляется новая динамичная сила, по существу научно-техническая революция — конь становится средством покорения больших пространств. И если в Китае железо применяли для вспахивания земель, дающих урожай, то всадникам стали покоряться безграничные пространства, способствующие установлению контактов между очагами цивилизации, существующими параллельно во времени. Наступает период, который историки называют временем пророков. Появляются конфуцианство, даосизм, зороастризм, раннее христианство, и все происходит в соотношении с такими потрясающими очагами культуры, как греко-античный и греко-римский мир, Месопотамия, с возникновением эпоса о Гильгамеше. Все эти миры и культуры вступают в контактные связи, пересечения.
Кто мы?
— Изучение истории всполошило умы?
— Во времена тоталитарного режима в недрах империи вызревали зерна протеста против идеологизированной истории казахов. Как всякая империя, она приводила наше историческое сознание к отвлеченной форме и однобокой трактовке «светлое сегодня и темное вчера». И никак не приветствовались попытки посмотреть вглубь времен, к примеру, в Средневековье — по существу мысли, интеллекта, истории, памяти они жестко не поощрялись.
Но тоталитарная система какие-то трещины уже давала. Весело, буйно, громогласно начиналось все в 60-е годы в Москве, тогда центре единой советской страны, и я помню времена, когда появились Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский. Они публично выступали со своими стихами в парке «Сокольники», на стадионе «Лужники», собирая большие толпы поклонников. Поэзия была востребованной, воодушевленной, истинной, преображающей действительность.
В это время я учился в Москве, в МГУ имени Ломоносова, а студенты этого главного вуза всего Советского Союза всегда были на передовых позициях свободомыслия и демократии. Ходили мы и в Политехнический музей, где пели Окуджава, Галич. Трещины давала вся прежняя система. И становилось все больше тех, кто в контексте национальных судеб задавался вопросами: «Кто я? Кто мы?»
Вопросы стали популярными, возникая вследствие разрушения идеологических канонов. Мир открывался заново, а исходный материал был скудноватый, многое было придавлено завесой секретов, и люди все еще находились в состоянии оцепенения. Но уже просыпалось и возникало ощущение, что воля человека, стремящегося к облагораживанию, преобразованию, освобождается.
Ломалось все старое, и мы проецировали на себя то, что происходит в Москве с русскими диссидентством, интеллигенцией. И эти процессы были одухотворены и ценны, и даже при общении было видно, что людям приятно встречаться друг с другом, чувствуя освежающее дыхание появившейся раскованной мысли. Это было притягательно.
Думаю, это новое дыхание Москвы сыграло позитивную роль в том, что затем происходило в Литве, Украине, Закавказье и Казахстане. Тогда же появились наши поэты, и Олжас Сулейменов написал: «Бросим робким тропам грохот копыт в лицо!..» («Аргамак»). Вышел к народу Ануар Алимжанов, появились серьезные романисты, которые вводили в наше сознание историю гораздо более глубокую, чем та, которая поощрялась бюрократическим аппаратом.
О природе духа
— Обретение свободы мысли иногда стоит нарушения спокойствия, не так ли?
— Казахи — это еще и храбрые воины, неоднократно подтвердившие свою доблесть и в более ранние времена, и в страшный ХХ век, когда волна за волной шли войны, голод, репрессии. И после всего этого они все равно отправились на Великую Отечественную войну, проявив чудеса отваги, защищая главные стратегические рубежи фронта.
Сила духа была проявлена и в декабрьские события 1986 года. Социологи, историки сегодня говорят, что природой столкновений молодежи Казахстана и власти явилась социальная неустроенность. Но не только это стало причиной волеизъявления народа. В тот год на площадь вышли носители нового сознания и самоощущения, молодые люди, воспитанные свежим дуновением исторической литературы, услышавшие голоса поэтов своего времени. Они были наполнены чувством гордости за свой народ и его историю.
С приходом Колбина закрывались школы с казахским языком преподавания, газеты. Оскорбленные чувства, которые вселялись в людей, стали нарастать, и, несмотря на то, что это была безнадежная борьба с системой, гордость и честь, проявленные в ней, оказались превыше всего.
В этой связи возникло и антиядерное движение «Невада-Семипалатинск», проявившее себя несколько лет спустя, в 1989 году. Оно показало объективную потребность в том, чтобы избавиться от ужаса памяти силового подавления народа, его воли, оскорблений декабря 1986 года.
В это движение был включен лидер народа Олжас Сулейменов, впервые выступивший в стране с тезисами о том, что радиация не различает, кто из нас какой крови и веры: мы — единый народ Казахстана, и беда касается всех. Я был первым вице-президентом движения и могу сказать, что была проведена мощная международная деятельность, несущая оздоровляющее действие, и от декабрьских оскорблений в том числе. И в этом вновь проявилась способность народа к возрождению. Создавались великолепные стихи, прекрасные песни, был написан гимн «Невада-Семей».
— Давайте напомним, что за несколько дней до организации движения на Семипалатинском ядерном полигоне произошла утечка радиоактивных газов. И Олжас Сулейменов, основоположник национал-патриотического движения в Казахстане, поставил вопрос о приостановке деятельности полигона. Возле здания Союза писателей Казахстана 28 февраля 1989 года собрались тысячи людей, выразив протест против проведения ядерных взрывов. Марши протеста, демонстрации прошли волной не только в Казахстане, но и в России, Америке и Японии. В итоге деятельность движения привела к сокращению количества взрывов на Семипалатинском полигоне, последний из которых состоялся 19 октября того же года. И в Курчатове, бывшем центре закрытого в 1991 году Семипалатинского ядерного полигона, прошел митинг. Есть даже знаменитый фотоснимок, где вы с бородой, весь такой брутальный, выступаете перед аудиторией на этом митинге.
— Военно-промышленный комплекс Курчатова уже тогда трещал по швам. Митинг прошел в шести километрах от места взрыва, и трещина от взрывной волны пролегла прямо у нас под ногами. На том митинге были и офицеры, находившиеся по службе на земле, где родились Абай, Шакарим, Мухтар Ауэзов, написавший всемирно известный роман. Я задал им вопрос — прочитал ли кто-нибудь из них «Путь Абая»? И не было абсолютно ни одной поднятой руки, что проявило показательную отчужденность офицеров от судьбы и боли этой точки планеты. В Курчатове мы развели два огромных костра, символизирующих формулу возрождения. Между ними надо было пройти, и, помню, как местное население помогало нам провести этот обряд очищения, поддержав инициативы творческой интеллигенции страны.
Обретение себя
— Что легло в основу нового бытия?
— Когда мы заглянули в колодцы времен, коснувшись Средневековья, пошли дальше в караханидскую эпоху Х-ХI веков, а там имена и произведения аль-Фараби, Юсуфа Баласагуни, общетюркское наследие. А затем древнетюркский каганат VI-VIII веков, и письмена, и поэмы, высеченные в камне. Все это завораживало. А далее — сакское время, конец эпохи бронзы — начала железа, эпоха одухотворенности, в которой находились предметы, говорящие о замечательной культуре.
Параллельно перестали молчать горы и открывали нам удивительные рисунки, гравюры на скалах. Появились исследователи, изучавшие их. Потому, когда мы говорим о казахах как о народе, который тысячу раз погибал, но и возрождался, то подразумеваем огромный опыт его этнического ренессанса, обретения себя вновь, выхода из инобытия.
А инобытие есть и наступавшее русскоязычие, которое проявлялось и среди одухотворенных поэтов Казахстана, и Олжаса Сулейменова, и среди писателей, Булата Жандарбекова, к примеру, написавшего роман о Томирис. Это люди языкового инобытия, формула которого предполагает обретение себя.
Это особая энергия, настрой души, интеллекта, сила которых заключается в том, чтобы выйти из инобытия и вернуться к своим корням, но не отождествляя себя с тем, что было до его наступления. А было оно и арабоязычное, когда доминантой в Средние века был арабский язык. Но случился мусульманский ренессанс, при котором Алишером Навои были написаны книги на тюркском языке. И это были первые книги, по которым тюрки услышали свой язык. При этом Навои, выходя к обретению своих корней, неразрывным нитям времен, великолепно владел и фарси, и арабским, и другими языками.
— То есть всегда происходила некая виртуальность существования языка во времени?
— Линия связи времен есть смысл казахской культуры. И многие народы, дожившие до этого дня, владеют этой потрясающей жизнеспособностью, талантом сохранения через века своей исконной обогащаемой сути. И до появления Навои, еще в Х-ХI веках, происходило освобождение от арабоязычной доминанты, когда появились такие потрясающие личности, как Махмуд аль-Кашгари, совершивший путешествие по всем землям, где жили тюрки. Он собрал огромное количество пословиц, поговорок, возродил все то, что было снесено арабской лингвистической картой, и написал словарь тюркских народов, известный под названием «Собрание тюркских языков» («Диван лугат ат-турк»). Этот словарь-справочник признано называть тюркологической энциклопедией. На тюркском языке писали и Юсуф Баласагуни, и Ахмед Яссауи.
Коммуникации — опыты взаимодействия
— Но и другие таланты народа способствовали развитию языка?
— В этом отношении одним из органических свойств казахской кочевнической культуры можно назвать открытость контактам — интерес к мирам и языкам, умение сотворять, плодотворность взаимодействия. Если помните, то одна из заповедей, которую должен выполнить герой казахского эпоса, соответствует требованию познания языков семи народов. Всегда надо задаваться вопросом: одолел ли ты семь хребтов и узнал ли ты языки семи народов? Если да, то годишься в эпические герои. А семь — это еще и цифра множественности.
— Значит, культ языка всегда был?
— Так из детства кочевник встречается с огромным количеством дорог и имеет дело с большим и многообразным пространством. Потому он должен осваивать языки, и это одно из фундаментальных свойств нашего мировидения.
— На этом вырастала и собственная религия — тенгрианство?
— Имея дело с большим пространством, нельзя не слышать голоса и ритмы природы, космоса, звезд. И в этом отношении тенгрианство органично присуще кочевнику испокон веков. Оно проходит сквозь ислам, христианство, все иные религии, но появилось именно здесь. О Наурызе тоже можно говорить как о тенгрианском празднике, потому что он полностью отвечает ритмам природы.
— В «Тоньюкук» вы пишете, что «действие покровителей тюрков — голубого неба, бурой земли-воды, богини Умай не отнесено в прошлое, а вынесено в настоящее и перспективу».
— Во всем пантеоне богов Умай считаю своей любимой. Умай карала за трусость в бою. Ее появление также стало освобождением из-под плена языков, культуры, религий. И всюду в течение всей истории казахов бьются возрожденческие животворящие источники. Народ, предрасположенный к возрождению, подобен природе. Ему неоднократно удавалось переродиться: вроде бы находится на краю пропасти, и вдруг что-то происходит, и он возрождается вновь во всем сиянии самоутверждения, при этом не отрываясь от корней и не отождествляя себя с тем, что происходило нового.
— Возрождение есть и память?
— Казахи — народ динамики, динамичного состояния. Это народ, который умеет залечивать раны, откочевывать от беды, но не для того, чтобы забыть могилы предков, куда он обязательно вернется, так же как к своей исторической памяти и истории. Потому память есть носитель истории и языка. А у казахского народа феноменальная память: вспомним акынов, которые могли петь сутками, месяцами. Это предмет особой гордости, но также особенности народа. Прекрасная память, открытость пространству, контактам, толерантность, понимание другого, в единой системе которых вырастают не только воины, но и Великий Шелковый путь.
Мирный путь
— Великий Шелковый путь, по сути, феномен?
— Этот путь — ровесник той ситуации, когда Китай стал строить великую стену, огораживая свой мир, в котором уже все было хорошо гармонизировано, от северных варваров, которые только и умеют, что скакать на лошадях. Но связи кочевников, соединяющие их с разными народами, придают им еще и благородный смысл, потому как происходит объективное взаимодействие вер, культур, поэзии. Появляются караван-сараи, которые создаются на таком расстоянии друг от друга, что растягиваются на тысячи километров, и атмосфера в них складывается такая, что никогда не достигнешь успеха, если не услышишь и того, кто рядом, и другого, что далеко. О таких караван-сараях писали, что от Самарканда до самых дальних городов кошке не составляло труда бесконечно перепрыгивать «с крыши на крышу», не касаясь земли: так близки были стоянки кочевников. Один из фундаментальных законов Шелкового пути — уметь договориться. Иначе кошка не допрыгнет с крыши одного дома до другого.
Со своей психологией, философией миротворчества караван-сараи Шелкового пути всегда были заинтересованы в мире. И когда мы желаем мира сегодня — это не пафосные слова, а убежденность в том, что мир для нас — абсолютная догма. В этом отношении Олжас Сулейменов высказал замечательную мысль о том, что человечество помнит десятилетия войн, но совершенно забывает о тысячелетиях мира. А это был Великий Шелковый путь.
Языковой космос
— Вероятен ли синтез казахского языка, его генетического космоса с интернетом, IT-виртуальностью?
— В этом нет никаких сомнений. Спрос рождает предложение. Технические средства приходят как следствие запроса. И как только прояснится, что мы вступаем в динамичное состояние, то те технические моменты, что сегодня кажутся нам неким чудом, будут восприниматься просто и элементарно. Это всего лишь еще одно реальное пространство, которое не заменит чего-то, но поможет его обрести, найти через него дорогу в космос, океан, неосвоенные страны и пустыни. Оно не будет ничего подменять, а только поможет овладеть еще одним пространством.
Язык казахский — великолепный, органично впитавший в себя множество слов из других культур и языков — арабского, персидского, русского, проявив свои жизнеспособность, мускульность. Удивительный язык, в котором даже географические названия местности неслучайны. Они несут огромное количество информации. К примеру, сразу понятны названия рек Ак-су, Кара-су, иногда названия несут обозначение направлений — откуда течет источник и куда, масса других понятий, которые при знании языка дают много информации, позволяющей гораздо комфортнее жить на более знакомом по их наименованию рельефе. А насколько увлекательны сказки о звездах! Ночное небо в транскрипции казахского языка — это самая роскошная книга сказок.
Планетарный канон
— Почему сегодня это может иметь утилитарный пример для других языков и культур?
— Просто мы сейчас стоим перед необходимостью и неизбежностью осваивать космический океан, а это есть то же самое движение, динамичное состояние, а не только техническое перемещение. Это есть мировидение. И феномен дороги у казахов обыгран невероятно, и те каноны, которым должен соответствовать человек дороги. Есть среди них и масса запретов, таких как не осквернить землю, попутчика, природу. Есть у народа и свои покровители дороги, о которых нельзя забывать. Все действия человека имеют фундаментальный принцип, придерживающийся этики и нравственности. Это канон, планетарный закон — не оскверни землю, не убей, поклонись природе. Все должно быть совершенно.
На месте пребывания человека на природе все должно оставаться таким, как было до его присутствия, точнее так, будто человек здесь и не побывал. Важно проявлять предельное уважение к земле. Весь мир — это люди одного большого пространства, и это пространство есть дом, требующий заботы и бережного отношения. Эти каноны заложены в традициях, языке, музыке, поэзии, наставлениях казахского народа. Незнание их новым поколением, его отчуждение от этого говорят лишь о том, что это не совсем казахи, не номады. Номад не навредит своей земле.
Ольга ЗОРИНА
Многих из нас не оставляют размышления о казахском народе, его особенностях и широте души. И возникает желание отблагодарить его за те «шесть теплых одеял», как в воспоминаниях Мстислава Ростроповича о холодном вагоне 1942 года, когда мальчишкой он отправился в эвакуацию с артистами, согревшими его и спасшими от смерти и одиночества. И в те же годы, и ранее в казахскую степь привозили людей вагонами со всех уголков СССР. И казахи старались принять и отогреть каждого.
Как и сегодня, в мирное время, для гостя в Казахстане всегда открыта дверь и накрыт дастархан.
О способностях и особенностях казахского народа, его талантах, виртуальности казахского языка и возможности его синтеза с IT-пространством, ответственности за экологию души и земли Mk-kz.kz обсудил с Муратом Ауэзовым — человеком, рядом с которым нам повезло жить и мыслить в одну эпоху. Важно еще услышать и понять.
Генетический ренессанс
— Мурат Мухтарович, в чем, по вашему мнению, состоит уникальность казахского народа?
— У замечательного поэта Жубана Молдагалиева есть слова «Я — казах. Умирал и рождался я тысячу раз...» Эту эмоциональную реакцию можно отнести и на события декабря 1986 года, когда произошли жесточайшие расправы над молодежью, вышедшей на площадь Алматы. Когда были пролита кровь и подавлен дух. Народ наш погибал много раз и находил в себе силы и возможности возрождаться. В этом, я бы сказал, не уникальность, а его особенность. Современные казахи — это потомки номадов, представители конно-кочевой цивилизации. Они всегда строили свои отношения в пространстве.
— Вы пишите, что «кочевник строит свои отношения с пространством иначе, чем оседлый. Естественное состояние непрерывного движения, перемещений вырабатывает в нем знание законов пути, включающих в себя не только практические навыки использования экологической среды, но и целую систему этических норм, эстетических принципов, философских умозаключений». Пространство кочевника способно и связывать разные времена?
— Надо определять, с какого момента мы начинаем нашу историю, потому как она бесконечна, как история планеты. Казахи с начала ХХ века были подпитаны идеями алашординцев — совершенно гениального поколения ренессансных людей, очень образованных, имевших гуманное, гуманистическое по содержанию мировоззрение, стремившихся к тому, чтобы народ обрел свои независимость и достойное историческое бытие. А народ был откровенно колонизованным, и восстание 1916 года показало, как жестоко расправлялись с ним. Затем произошла ужасная трагедия в 30-е годы. Конечно, были и репрессии 1937 года и гражданские войны, но голод 30-х годов оказался чудовищным. Погибло больше трети народа. Это самая страшная форма смерти, когда мать выбирает между двумя детьми — кого из них оставить жить. Голод ломает психику, культуру, все выветривает, происходит дегуманизация человека. Об этом долгое время молчали литература и история.
— В 1975 году на пленуме Союза писателей вы высказали мысль, что на такой литературе молчания надо ставить крест, и тогда стало очевидным, что самая большая трагедия казахского народа в ХХ веке — это крах, финал конно-кочевой цивилизации.
— И тогда начали работать археологи, историки, увлеченные прошлым, и стало ясно, что в период конца эпохи бронзы — начала эпохи железа появляется большое количество изделий из железа. В том числе железные удила и стремена, которые не окисляются, не отравляют животное. С приходом железа появляется новая динамичная сила, по существу научно-техническая революция — конь становится средством покорения больших пространств. И если в Китае железо применяли для вспахивания земель, дающих урожай, то всадникам стали покоряться безграничные пространства, способствующие установлению контактов между очагами цивилизации, существующими параллельно во времени. Наступает период, который историки называют временем пророков. Появляются конфуцианство, даосизм, зороастризм, раннее христианство, и все происходит в соотношении с такими потрясающими очагами культуры, как греко-античный и греко-римский мир, Месопотамия, с возникновением эпоса о Гильгамеше. Все эти миры и культуры вступают в контактные связи, пересечения.
Кто мы?
— Изучение истории всполошило умы?
— Во времена тоталитарного режима в недрах империи вызревали зерна протеста против идеологизированной истории казахов. Как всякая империя, она приводила наше историческое сознание к отвлеченной форме и однобокой трактовке «светлое сегодня и темное вчера». И никак не приветствовались попытки посмотреть вглубь времен, к примеру, в Средневековье — по существу мысли, интеллекта, истории, памяти они жестко не поощрялись.
Но тоталитарная система какие-то трещины уже давала. Весело, буйно, громогласно начиналось все в 60-е годы в Москве, тогда центре единой советской страны, и я помню времена, когда появились Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский. Они публично выступали со своими стихами в парке «Сокольники», на стадионе «Лужники», собирая большие толпы поклонников. Поэзия была востребованной, воодушевленной, истинной, преображающей действительность.
В это время я учился в Москве, в МГУ имени Ломоносова, а студенты этого главного вуза всего Советского Союза всегда были на передовых позициях свободомыслия и демократии. Ходили мы и в Политехнический музей, где пели Окуджава, Галич. Трещины давала вся прежняя система. И становилось все больше тех, кто в контексте национальных судеб задавался вопросами: «Кто я? Кто мы?»
Вопросы стали популярными, возникая вследствие разрушения идеологических канонов. Мир открывался заново, а исходный материал был скудноватый, многое было придавлено завесой секретов, и люди все еще находились в состоянии оцепенения. Но уже просыпалось и возникало ощущение, что воля человека, стремящегося к облагораживанию, преобразованию, освобождается.
Ломалось все старое, и мы проецировали на себя то, что происходит в Москве с русскими диссидентством, интеллигенцией. И эти процессы были одухотворены и ценны, и даже при общении было видно, что людям приятно встречаться друг с другом, чувствуя освежающее дыхание появившейся раскованной мысли. Это было притягательно.
Думаю, это новое дыхание Москвы сыграло позитивную роль в том, что затем происходило в Литве, Украине, Закавказье и Казахстане. Тогда же появились наши поэты, и Олжас Сулейменов написал: «Бросим робким тропам грохот копыт в лицо!..» («Аргамак»). Вышел к народу Ануар Алимжанов, появились серьезные романисты, которые вводили в наше сознание историю гораздо более глубокую, чем та, которая поощрялась бюрократическим аппаратом.
О природе духа
— Обретение свободы мысли иногда стоит нарушения спокойствия, не так ли?
— Казахи — это еще и храбрые воины, неоднократно подтвердившие свою доблесть и в более ранние времена, и в страшный ХХ век, когда волна за волной шли войны, голод, репрессии. И после всего этого они все равно отправились на Великую Отечественную войну, проявив чудеса отваги, защищая главные стратегические рубежи фронта.
Сила духа была проявлена и в декабрьские события 1986 года. Социологи, историки сегодня говорят, что природой столкновений молодежи Казахстана и власти явилась социальная неустроенность. Но не только это стало причиной волеизъявления народа. В тот год на площадь вышли носители нового сознания и самоощущения, молодые люди, воспитанные свежим дуновением исторической литературы, услышавшие голоса поэтов своего времени. Они были наполнены чувством гордости за свой народ и его историю.
С приходом Колбина закрывались школы с казахским языком преподавания, газеты. Оскорбленные чувства, которые вселялись в людей, стали нарастать, и, несмотря на то, что это была безнадежная борьба с системой, гордость и честь, проявленные в ней, оказались превыше всего.
В этой связи возникло и антиядерное движение «Невада-Семипалатинск», проявившее себя несколько лет спустя, в 1989 году. Оно показало объективную потребность в том, чтобы избавиться от ужаса памяти силового подавления народа, его воли, оскорблений декабря 1986 года.
В это движение был включен лидер народа Олжас Сулейменов, впервые выступивший в стране с тезисами о том, что радиация не различает, кто из нас какой крови и веры: мы — единый народ Казахстана, и беда касается всех. Я был первым вице-президентом движения и могу сказать, что была проведена мощная международная деятельность, несущая оздоровляющее действие, и от декабрьских оскорблений в том числе. И в этом вновь проявилась способность народа к возрождению. Создавались великолепные стихи, прекрасные песни, был написан гимн «Невада-Семей».
— Давайте напомним, что за несколько дней до организации движения на Семипалатинском ядерном полигоне произошла утечка радиоактивных газов. И Олжас Сулейменов, основоположник национал-патриотического движения в Казахстане, поставил вопрос о приостановке деятельности полигона. Возле здания Союза писателей Казахстана 28 февраля 1989 года собрались тысячи людей, выразив протест против проведения ядерных взрывов. Марши протеста, демонстрации прошли волной не только в Казахстане, но и в России, Америке и Японии. В итоге деятельность движения привела к сокращению количества взрывов на Семипалатинском полигоне, последний из которых состоялся 19 октября того же года. И в Курчатове, бывшем центре закрытого в 1991 году Семипалатинского ядерного полигона, прошел митинг. Есть даже знаменитый фотоснимок, где вы с бородой, весь такой брутальный, выступаете перед аудиторией на этом митинге.
— Военно-промышленный комплекс Курчатова уже тогда трещал по швам. Митинг прошел в шести километрах от места взрыва, и трещина от взрывной волны пролегла прямо у нас под ногами. На том митинге были и офицеры, находившиеся по службе на земле, где родились Абай, Шакарим, Мухтар Ауэзов, написавший всемирно известный роман. Я задал им вопрос — прочитал ли кто-нибудь из них «Путь Абая»? И не было абсолютно ни одной поднятой руки, что проявило показательную отчужденность офицеров от судьбы и боли этой точки планеты. В Курчатове мы развели два огромных костра, символизирующих формулу возрождения. Между ними надо было пройти, и, помню, как местное население помогало нам провести этот обряд очищения, поддержав инициативы творческой интеллигенции страны.
Обретение себя
— Что легло в основу нового бытия?
— Когда мы заглянули в колодцы времен, коснувшись Средневековья, пошли дальше в караханидскую эпоху Х-ХI веков, а там имена и произведения аль-Фараби, Юсуфа Баласагуни, общетюркское наследие. А затем древнетюркский каганат VI-VIII веков, и письмена, и поэмы, высеченные в камне. Все это завораживало. А далее — сакское время, конец эпохи бронзы — начала железа, эпоха одухотворенности, в которой находились предметы, говорящие о замечательной культуре.
Параллельно перестали молчать горы и открывали нам удивительные рисунки, гравюры на скалах. Появились исследователи, изучавшие их. Потому, когда мы говорим о казахах как о народе, который тысячу раз погибал, но и возрождался, то подразумеваем огромный опыт его этнического ренессанса, обретения себя вновь, выхода из инобытия.
А инобытие есть и наступавшее русскоязычие, которое проявлялось и среди одухотворенных поэтов Казахстана, и Олжаса Сулейменова, и среди писателей, Булата Жандарбекова, к примеру, написавшего роман о Томирис. Это люди языкового инобытия, формула которого предполагает обретение себя.
Это особая энергия, настрой души, интеллекта, сила которых заключается в том, чтобы выйти из инобытия и вернуться к своим корням, но не отождествляя себя с тем, что было до его наступления. А было оно и арабоязычное, когда доминантой в Средние века был арабский язык. Но случился мусульманский ренессанс, при котором Алишером Навои были написаны книги на тюркском языке. И это были первые книги, по которым тюрки услышали свой язык. При этом Навои, выходя к обретению своих корней, неразрывным нитям времен, великолепно владел и фарси, и арабским, и другими языками.
— То есть всегда происходила некая виртуальность существования языка во времени?
— Линия связи времен есть смысл казахской культуры. И многие народы, дожившие до этого дня, владеют этой потрясающей жизнеспособностью, талантом сохранения через века своей исконной обогащаемой сути. И до появления Навои, еще в Х-ХI веках, происходило освобождение от арабоязычной доминанты, когда появились такие потрясающие личности, как Махмуд аль-Кашгари, совершивший путешествие по всем землям, где жили тюрки. Он собрал огромное количество пословиц, поговорок, возродил все то, что было снесено арабской лингвистической картой, и написал словарь тюркских народов, известный под названием «Собрание тюркских языков» («Диван лугат ат-турк»). Этот словарь-справочник признано называть тюркологической энциклопедией. На тюркском языке писали и Юсуф Баласагуни, и Ахмед Яссауи.
Коммуникации — опыты взаимодействия
— Но и другие таланты народа способствовали развитию языка?
— В этом отношении одним из органических свойств казахской кочевнической культуры можно назвать открытость контактам — интерес к мирам и языкам, умение сотворять, плодотворность взаимодействия. Если помните, то одна из заповедей, которую должен выполнить герой казахского эпоса, соответствует требованию познания языков семи народов. Всегда надо задаваться вопросом: одолел ли ты семь хребтов и узнал ли ты языки семи народов? Если да, то годишься в эпические герои. А семь — это еще и цифра множественности.
— Значит, культ языка всегда был?
— Так из детства кочевник встречается с огромным количеством дорог и имеет дело с большим и многообразным пространством. Потому он должен осваивать языки, и это одно из фундаментальных свойств нашего мировидения.
— На этом вырастала и собственная религия — тенгрианство?
— Имея дело с большим пространством, нельзя не слышать голоса и ритмы природы, космоса, звезд. И в этом отношении тенгрианство органично присуще кочевнику испокон веков. Оно проходит сквозь ислам, христианство, все иные религии, но появилось именно здесь. О Наурызе тоже можно говорить как о тенгрианском празднике, потому что он полностью отвечает ритмам природы.
— В «Тоньюкук» вы пишете, что «действие покровителей тюрков — голубого неба, бурой земли-воды, богини Умай не отнесено в прошлое, а вынесено в настоящее и перспективу».
— Во всем пантеоне богов Умай считаю своей любимой. Умай карала за трусость в бою. Ее появление также стало освобождением из-под плена языков, культуры, религий. И всюду в течение всей истории казахов бьются возрожденческие животворящие источники. Народ, предрасположенный к возрождению, подобен природе. Ему неоднократно удавалось переродиться: вроде бы находится на краю пропасти, и вдруг что-то происходит, и он возрождается вновь во всем сиянии самоутверждения, при этом не отрываясь от корней и не отождествляя себя с тем, что происходило нового.
— Возрождение есть и память?
— Казахи — народ динамики, динамичного состояния. Это народ, который умеет залечивать раны, откочевывать от беды, но не для того, чтобы забыть могилы предков, куда он обязательно вернется, так же как к своей исторической памяти и истории. Потому память есть носитель истории и языка. А у казахского народа феноменальная память: вспомним акынов, которые могли петь сутками, месяцами. Это предмет особой гордости, но также особенности народа. Прекрасная память, открытость пространству, контактам, толерантность, понимание другого, в единой системе которых вырастают не только воины, но и Великий Шелковый путь.
Мирный путь
— Великий Шелковый путь, по сути, феномен?
— Этот путь — ровесник той ситуации, когда Китай стал строить великую стену, огораживая свой мир, в котором уже все было хорошо гармонизировано, от северных варваров, которые только и умеют, что скакать на лошадях. Но связи кочевников, соединяющие их с разными народами, придают им еще и благородный смысл, потому как происходит объективное взаимодействие вер, культур, поэзии. Появляются караван-сараи, которые создаются на таком расстоянии друг от друга, что растягиваются на тысячи километров, и атмосфера в них складывается такая, что никогда не достигнешь успеха, если не услышишь и того, кто рядом, и другого, что далеко. О таких караван-сараях писали, что от Самарканда до самых дальних городов кошке не составляло труда бесконечно перепрыгивать «с крыши на крышу», не касаясь земли: так близки были стоянки кочевников. Один из фундаментальных законов Шелкового пути — уметь договориться. Иначе кошка не допрыгнет с крыши одного дома до другого.
Со своей психологией, философией миротворчества караван-сараи Шелкового пути всегда были заинтересованы в мире. И когда мы желаем мира сегодня — это не пафосные слова, а убежденность в том, что мир для нас — абсолютная догма. В этом отношении Олжас Сулейменов высказал замечательную мысль о том, что человечество помнит десятилетия войн, но совершенно забывает о тысячелетиях мира. А это был Великий Шелковый путь.
Языковой космос
— Вероятен ли синтез казахского языка, его генетического космоса с интернетом, IT-виртуальностью?
— В этом нет никаких сомнений. Спрос рождает предложение. Технические средства приходят как следствие запроса. И как только прояснится, что мы вступаем в динамичное состояние, то те технические моменты, что сегодня кажутся нам неким чудом, будут восприниматься просто и элементарно. Это всего лишь еще одно реальное пространство, которое не заменит чего-то, но поможет его обрести, найти через него дорогу в космос, океан, неосвоенные страны и пустыни. Оно не будет ничего подменять, а только поможет овладеть еще одним пространством.
Язык казахский — великолепный, органично впитавший в себя множество слов из других культур и языков — арабского, персидского, русского, проявив свои жизнеспособность, мускульность. Удивительный язык, в котором даже географические названия местности неслучайны. Они несут огромное количество информации. К примеру, сразу понятны названия рек Ак-су, Кара-су, иногда названия несут обозначение направлений — откуда течет источник и куда, масса других понятий, которые при знании языка дают много информации, позволяющей гораздо комфортнее жить на более знакомом по их наименованию рельефе. А насколько увлекательны сказки о звездах! Ночное небо в транскрипции казахского языка — это самая роскошная книга сказок.
Планетарный канон
— Почему сегодня это может иметь утилитарный пример для других языков и культур?
— Просто мы сейчас стоим перед необходимостью и неизбежностью осваивать космический океан, а это есть то же самое движение, динамичное состояние, а не только техническое перемещение. Это есть мировидение. И феномен дороги у казахов обыгран невероятно, и те каноны, которым должен соответствовать человек дороги. Есть среди них и масса запретов, таких как не осквернить землю, попутчика, природу. Есть у народа и свои покровители дороги, о которых нельзя забывать. Все действия человека имеют фундаментальный принцип, придерживающийся этики и нравственности. Это канон, планетарный закон — не оскверни землю, не убей, поклонись природе. Все должно быть совершенно.
На месте пребывания человека на природе все должно оставаться таким, как было до его присутствия, точнее так, будто человек здесь и не побывал. Важно проявлять предельное уважение к земле. Весь мир — это люди одного большого пространства, и это пространство есть дом, требующий заботы и бережного отношения. Эти каноны заложены в традициях, языке, музыке, поэзии, наставлениях казахского народа. Незнание их новым поколением, его отчуждение от этого говорят лишь о том, что это не совсем казахи, не номады. Номад не навредит своей земле.
Ольга ЗОРИНА
qazaquni.kz
