Татьяна Бурмистрова: «Много людей искусства, но совсем мало культуры»

Впервые широкому кругу почитателей музыкального искусства творчество Татьяны Бурмистровой было представлено в телепрограмме «Алтыбакан» в 1976 г. Русская девушка с домброй в руках была воспринята с удивлением, но восторгу не было предела, когда она запела. Пела она казахские песни сердечно, с чутким вниманием к слову и мелодии. Самородок из Южного Казахстана, Татьяна росла в многонациональной среде, училась в русской школе. И будучи еще ребенком, она ощутила желание играть на домбре, и вместе с ней навсегда приняла все глубинные ценности казахского народа. Об этом пишет pricom.kz. О ней Удостоена почетных званий «Қазақстанның еңбек сіңірген қызметкері», «Почетный гражданин Южно-Казахстанской области», награждена орденом «Парасат». – Мама удивлялась, откуда во мне эта любовь к казахской песне? Нас четыре девочки в семье. Мама, бабушка – пели все, я была напитана украинской песней. А мне очень нравились казахские песни, терме. И взялось это ниоткуда, пожалуй, это дар Божий, им я и делюсь… – Все самое прекрасное, что было, сейчас забыто. Особенно в плане воспитания девочек. Как говорил Черчилль: «Женщины – соль нации». Но в некоторых республиках, Узбекистане, Таджикистане, например, смогли сохранить индивидуальность. В нашей республике произошел перегиб. И когда говорят, что мы обрусели, это с нами так поступили, я говорю: «Вот я, стою перед вами, чистокровная русская. Я не «обрусела». Мне ничто не помешало носить казахские платья, говорить на казахском, поступать, жить так». Слава Богу, я не заигрываю с публикой. Я такая и есть. – Возможно, у меня нет виртуозной техники исполнения на домбре, потому что я инструмент беру прямо перед концертом. Не могу назвать себя певицей или музыкантом. Я просто исполнитель казахских песен. И я рада, что пока мне есть что сказать. Но иногда возникает мысль уже завершить карьеру, не петь. Как у Мукагали Макатаева в стихотворении «Өлең керек», надо оставить в памяти искусство, пение: Көкейкесті жырлар жаз жез киіктей, Мақтау, даттау, жәдігөй сөзді күтпей. Өлең керек ұрпаққа, өзің мейлі, Көлеңкеде қалсаң қал, көзге ілікпей! Она могла бы петь эстрадные песни, могла уйти в русский фольклор. Признается, что этим бы больше заработала. Могла петь на свадьбах. – А я не могу петь только ради денег. Я же не могу петь, когда едят, тут же гремят посудой. Өнердің киесі бар. У меня всегда были в памяти слова из аульного воспитания: «ұят болады», «ұят өлімнен күшті». Вот это национальное воспитание, которое я получила в детстве. – Концертной деятельностью я специально не занимаюсь. Приглашают, и я выезжаю. В периоды, когда нет приглашений, изучаю стихи, литературу. Так пришла к казахской литературе. Это был 1990 г. Услышала со сцены стихи Кадыра Мырзалиева. Читал актер Райымбек Сейтметов. В первом же городе поспешила в книжный магазин и купила трехтомник поэта. – Я перечитала эти томики вдоль и поперек, делала пометки на полях. Искала и находила ответы на многие вопросы. Стала руководствоваться этими строчками. Это ведь народный поэт, и каждое слово – утверждение. У нас много книг, которыми мы не пользуемся. А там столько всего написано! Не читаем. А чтение – это созидательный труд души. Врач-психиатр Татьяна Бурмистрова, завоевавшая своим талантом сердца зрителей не одного поколения казахстанцев, не имеет музыкального образования. Окончив Алма-Атинский медицинский институт, стала врачом-психиатром. Работала, совмещая с концертной деятельностью. Но в 1990 г. она сделала выбор в пользу сцены. – Я исполнительница казахских песен, все в меня Господь уже вложил, возможно, и целительство через песни. Они очищают. Народные песни не требуют толкования. Вот запели: «Отаным – кең далам орманды» – и все знали, что надо идти защищать Родину. Я исполняю казахскую музыку в таком виде, когда она была наполнена духом святым, не было испорченности. И этим хочется поделиться со своим зрителем. Когда я работала врачом, мне один аксакал сказал: «Может, есть лучшие, чем ты, врачи, которые вылечат наше тело, а ты нам души полечи». Однажды на концерте в Павлодаре Наум Григорьевич Шафер, композитор, известный тем, что собрал уникальную коллекцию пластинок с записями известных музыкантов прошлых эпох, сказал Татьяне, что домбру надо слушать в степи. Тогда она зазвучит в первозданном виде. Только исполнитель и домбра, которая выступает поддержкой к голосу. Когда происходит созвучие голоса и домбры – все. Так пели Амре Кашаубаев, Асет Найманбаев. При этом она оценивает свой голос, как посредственный. И тем не менее, два часа, что длится концерт, она держит зрителя в сказочном плену. – Голос, песня, домбра и дикция. Раньше была школа. А сейчас все поют, как хотят. И этим суррогатом питают зрителей. И школы такой, какая была при Гарифулле Курмангалиеве, сейчас нет. Все меняется не в лучшую сторону. Много людей искусства, но совсем мало культуры… – Всегда были песни для танцев и тоев, и это тоже нужно. Но сейчас границы размыты, и такие песни несут на сцену. Многие выходят себя показать, все как-то сейчас упростилось, и этим зарабатывают деньги. Но ценят тех, кто культуру несет в массы. Нас воспитывал Гарифолла Курмангалиев. Он учил нас всему: как выходить на сцену, как уходить со сцены, как на сцене стоять. Никаких лишних движений. Вот перед тобой зритель, учил он, это и твоя судьба, и трагедия, если они тебя сейчас освистают, больше тебя не признают. Надо быть осторожным и в словах, и в движениях. Поэтому искусство должно быть высокое, а не идти на поводу у толпы. О сцене – Гарифулла Курмангалиев нам говорил, что сцена – это не проходной двор. Сцена для меня – все, но не в том смысле, чтобы выходить как в последний раз, нет. Это ответственность, чтобы человек не ушел разочарованным. И когда мои песни отражаются на лицах, значит, я достигла их души. Я не могу давать один и тот же концерт. Все концерты у меня должны различаться. Я все время в поиске. Новое стихотворение, новый репертуар. Должно быть что-то полезное. О языке – Многие мои русские друзья, знакомые спрашивают, почему я их не приглашаю на свои концерты. Думала, зачем им концерт, на котором ни одно слово на русском не звучит? А оказалось, что Искусство не имеет языка. Атмосфера добра, создаваемая исполнительницей, давала больше, чем все языки мира. Одна зрительница призналась: «Сидящие по соседству, видя, что мы не понимаем, переводили нам слова, которые вызвали аплодисменты. Им хотелось, чтобы и мы вкусили сладость казахской речи, поняли шутки. Сидя в зале, приобщались к культуре, казахскому языку – это же добродетель. Не было безразличного отношения». – Тяга к фольклору, казахскому быту, обычаям – это для меня бальзам. Дочь говорила: «Ну, угомонитесь уже. Так и будете все время ходить в национальной одежде?» А для меня удовольствие. Времена меняются, где-то приходится переступать через себя. Но мне нравится национальная одежда, она мне не в тягость. Хотя я рождена от русской женщины. И папа русский. Откуда? Это промысел Божий. И сейчас, когда я с пожилыми женщинами с большим жизненным опытом разговариваю, мне очень нравится почерпнуть что-то для себя интересное из быта казахского, казахских традиций. Все не прочтешь и все знать невозможно, а когда слышишь, остается глубоко в памяти. И мне это нравится. Если бы не нравилось, я бы выбрала другую интересную работу. Я очень требовательна к одежде, избирательна и считаю, что в гардеробе женщины должна быть хотя бы одна изысканная вещь, которая бы подчеркивала ее национальную принадлежность. Патриотизм, наверно. Но с другой стороны – это душа должна говорить. Почему только на Наурыз надо одеваться в национальную одежду? На прием к Президенту на 8 Марта она специально шила себе наряд. И, несмот¬ря на то, что это было не совсем по протоколу, она настояла на своем. – В обычной одежде ко мне обращаются – Татьяна Николаевна, а в национальном костюме я – Татьяна ханым. Чувствуете разницу? Национальная одежда подчеркивает индивидуальность. Это и движет женщиной. Если женщина перестанет быть эталоном, если женщины перестанут быть маяками… Как раньше говорили: «Когда рядом с мужчиной появляется женщина как женщина, мужчина бросает сигарету, не матерится». Кому, как не женщине, формировать наше общество? Говорят о глобализации, все в джинсах рваных, в брюках, и все в черных каких-то облачениях стали на одно лицо. А мне не хочется. Женщина уже настолько преобразилась, что у мужчин возникает потребность женщин направить на путь правильный. Поэтому я на концертах читаю стихи, наводящие на раздумья. О труде – Я выросла в ауле. Это каждый день труд, взаимопомощь. А еще общение с природой. Это отличает от тех, кто вырос на асфальте. Не сказать, что я работаю не покладая рук, езжу с концертами, не имея покоя. Каждый день и даже каждый месяц давать концерты человек не в состоянии, просто так мелькать везде, везде успевать – можно просто сойти с ума от такого ритма. Я люблю находиться в творческом поиске, что-то ищу новое для концертов. Заниматься концертной деятельностью, не имея специального образования, как оказалось, она не имеет права. Но… – Нашлись очень внимательные люди – Ерлан Атамкулов, предприниматель. С товарищами они открыли мне культурный центр «Ұлттық өнер» в Алматы, прописали устав, дали машину, водителя. Мама Ерлана была учителем казахского языка, и, памятуя об этом, он решил сделать такое дело. Это зов крови – возрождение языка, культуры. И я начала работать. Они говорили – вы не должны сидеть. И с 2003 г. я работаю, выезжаю в регионы. Я срослась с казахской культурой. Да, я русская. Но пою я абсолютно казашкой. О Наследии – Есть много артистов, которым есть что сказать, но нет возможностей. Талантливые есть, но их нужно чуть подправить, помочь. Им нужно дать возможность выхода на сцену. И сейчас я готова собрать их под крыло. Сшить им красивые костюмы. К сожалению, в Казахстане нет ни одного сценического костюма известных исполнителей в музеях. В свое время не выкупили ни у Куляш Байсеитовой, ни у Розы Жамановой. Хочу пошить молодым талантливым исполнителям красивые, богатые национальные костюмы, чтобы они вышли на сцену величественно, достойно. Ұялмай. (в сокращении) Марта ОРЫНБАСАРКЫЗЫ qazaquni.kz