Целью создания славянской письменности был перевод богослужения на понятный язык

Мода на все, что связано со славянскими первоучителями, набирает обороты, и кажется, что так было всегда. Между тем через несколько столетий после смерти Кирилла и Мефодия память о них начала угасать. А в XVII веке их имена и вовсе вычеркнули из церковного календаря. О них вспомнили лишь в XIX веке, когда славянские народы, жившие на территории Османской империи и Австро-Венгрии, начали борьбу за независимость. Именно тогда имена Кирилла и Мефодия стали символом славянского возрождения.

Когда-то в самом начале перестройки в день церковной памяти Кирилла и Мефодия стали проводить праздник письменности. Это было необычно и интересно. Тема еще казалась полузапретной, и приуроченные к этому дню конференции и лекции проходили при полных залах. Но новизна вскоре ушла, а празднование превратилось в официоз, получивший название "День славянской письменности и культуры". К череде унаследованных от советской жизни праздников, приходящихся на теплый май, добавился еще один. Причем за народными гуляньями, концертами и танцами суть праздника как-то терялась.

Подлинная история Кирилла и Мефодия слишком сложна и запутанна, поэтому в детали их биографий предпочитают не вдаваться, ограничиваясь общими словами о том, что сделали братья для славян. Не читать же отдыхающим людям лекцию, которая может отвлечь от шашлыка и колеса обозрения. Письменность создали, теперь и попраздновать можно.

Между тем история создания славянской письменности похожа на увлекательный детектив, и очень жалко, что праздник, задуманный как просветительский, превратился в развлекательное шоу. Ну, можно было бы хотя бы объяснить, почему мы называем Кирилла создателем славянской письменности, если он создал не кириллицу, которой мы пользуемся до сего дня, а другой алфавит — глаголицу.

Дело в том, что создание письменности — это лишь в самую последнюю очередь сочинение конкретных графических знаков. Что действительно сделал Кирилл, так это выделил в языке смыслоразличительные элементы и соотнес их с придуманными им значками. Именно это и называется созданием письменности.

Когда спустя век после смерти Кирилла экзотическую глаголицу сменила кириллица, воспроизводящая простой рисунок греческих букв, эта замена уже не потребовала того колоссального труда, который необходим для создания новой системы письма.

Буквы глаголицы не похожи на буквы других алфавитов. Уже два века идут вполне бесплодные споры о том, на что оглядывался Кирилл, когда сочинял эти странные знаки. Какие-то буквы вроде бы можно считать заимствованными из еврейского письма, какие-то — из греческой скорописи, но для большей части знаков объяснений не находится. Вполне разумным кажется объяснение, что перед нами специально придуманный алфавит, а не удачный опыт приспособления уже существующего алфавита для другого языка.

Кирилл создавал свою систему, следуя какому-то не особенно понятному нам принципу. Большую часть глаголических букв можно представить как комбинацию трех элементов — креста, треугольника и круга. И здесь мы получаем простор для различных символических фантазий. Крест обозначает Христа, круг — бесконечность, треугольник — Троицу. "Аз" — первая буква алфавита — имеет форму креста, что едва ли случайно.

Очевидно, что и остальные буквы представляли по замыслу создателя какую-то символическую систему. Было много попыток ее расшифровать. Но, увы, ребусы такого рода, как правило, не имеют решений. Критериев для проверки гипотез у нас нет, и рассуждения очень быстро приобретают характер недоказуемых фантазий. Несомненным является лишь то, что создатель глаголицы пытался построить внешний облик букв в соответствии с какой-то внутренней логикой, восстановить которую мы не можем. Хотя и очень хочется.

О Кирилле и Мефодии нам рассказывают их жития, созданные спустя значительное время после их смерти. Читать эти жития — увлекательнейшее занятие. Здесь и записи богословских споров, и рассказы о дипломатических путешествиях, и интриги византийского двора, и многое другое. Только вот превратить житийное повествование в такой биографический рассказ, в котором сходятся концы с концами, очень сложно.

Согласно житиям, младший брат Константин (имя Кирилл он получил, приняв перед смертью схиму) родился примерно в 827 году, а Мефодий, старший,— в 815-м. Они были детьми византийского чиновника, давшего своим детям прекрасное образование. Среди учителей Константина были будущий Константинопольский патриарх Фотий и выдающийся ученый того времени Лев Математик.

Житие рассказывает, например, о том, что молодой богослов победил во время публичного диспута патриарха-иконоборца Иоанна Грамматика, блестящего оратора и последнего из авторитетных противников иконопочитания. Однако поверить, что все происходило именно так, как это описывает житие, очень трудно. Дело в том, что к тому времени, когда Константин вернулся в столицу, иконоборчество было уже осуждено и публичные дискуссии не имели смысла.

Конечно, для таких противоречий можно изобрести разные объяснения. Можно, например, предположить, что Константин написал трактат, направленный против иконоборцев, составленный в форме диалога с Иоанном Грамматиком, а позже автор жития включил этот трактат в свой текст, превратив его в факт биографии Константина. Возможны и другие объяснения, но все они остаются гипотезами.

Еще труднее бывает внятно рассказать о миссионерских путешествиях, которые совершил Константин. Житие рассказывает о том, как он проповедовал среди мусульман и иудеев, в результате чего его слушатели приняли христианство. Однако других свидетельств о массовых крещениях мусульман и иудеев, относящихся к тому времени, у нас нет. Поэтому рассказ жития вызывает сомнения. В том, что Константин действительно ездил в столицу Арабского халифата и к хазарам, сомнений как раз нет. А вот цель этой поездки была, скорее всего, не миссионерской, а дипломатической. Он мог, например, сопровождать какие-то посольства при переговорах об обмене пленными.

Подобные проблемы встают почти всегда, когда историки пытаются извлекать из житий святых биографическую информацию. Жития для этого и не предназначены. Авторов житий называют агиографами (ἅγιος — «святой»; γράφω — «пишу»), то есть они, в отличие от биографов (βίος — «жизнь», γράφω — «пишу»), пишут не историю жизни, а историю святости. Историка же интересуют именно биографические сведения, которые в жития попадают лишь по недосмотру. Приходится довольствоваться и этими крохами, поскольку других источников информации о создателях славянской письменности у нас нет.

"Пошли нам, владыка, епископа и учителя такого..."

А собственно, зачем Константину и Мефодию понадобилось создавать для славян специальную письменность? Средневековье относилось к идее переводов богослужения на языки новокрещеных варварских народов без большого энтузиазма. Ситуация, когда все национальные общины молились на греческом или латыни, давала Константинополю и Риму возможность хоть как-то контролировать деятельность далеких окраин. Переход же на национальные языки, непонятные жителям столиц, как многим казалось, грозил хаосом.

Священники могли сколько угодно проповедовать на местном языке, а вот языком письменности, культуры и переписки с начальством должны были оставаться греческий и латынь. К тому же среди имперской знати сохранялось восходящее к античности представление, что на земле существуют только два языка — свой и варварский. Поэтому ни Рим, ни Константинополь не ставили перед собой задачи дать письменность тем народам, которые находились в их подчинении.

Согласно житию Константина-Кирилла, в 862 году моравский князь Ростислав направил императору Михаилу письмо, в котором говорилось:

"Хотя наши люди язычество отвергли и держатся закона христианского, нет у нас такого учителя, чтобы нам на языке нашем изложил правую христианскую веру... Так пошли нам, владыка, епископа и учителя такого".

Современному читателю в этом письме, конечно же, бросается в глаза просьба прислать учителя, но Ростислав в первую очередь хотел епископа, что значило бы обретение Моравией церковной самостоятельности. И как раз эту просьбу Константинополь проигнорировал, прислав не епископа, а людей, не имеющих никакого статуса в церковной иерархии. В Моравию отправились два брата — монах Константин и иеромонах Мефодий.

О том, чтобы дать славянам письменность, не думали ни император Михаил, ни патриарх Фотий. Если бы Константина и Мефодия посылали в Моравию для проповеди и перевода богослужения на славянский язык, то их миссию следовало бы признать блестяще выполненной. А между тем в византийских источниках эта миссия почему-то не упоминается. Так что, судя по всему, создание письменности было личным проектом Константина. Перед тем как отправиться в путь, он, согласно житию, придумал, как записывать язык славян, создал алфавит и подготовил первые переводы.

Константин и Мефодий были греками, однако считается, что один из славянских диалектов был им знаком с детства. В Солуни (Салоники), откуда они были родом, проживало много славян. Они говорили на диалекте, который несколько отличался от диалекта жителей Моравии. А значит, тот язык, на который Константин переводил богослужебные тексты, был понятен мораванам, но не во всем совпадал с их повседневным языком.