В долгу перед матерью

Несколько лет назад моя престарелая мать была еще жива, но из-за возраста уже самостоятельно не выходила из квартиры (шутка ли, ей было тогда уже 87 лет). В очередной приезд в Семей она позвала меня в свою комнатку. Я с удивлением последовал за ней. Из-под подушки она достала небольшой целлофановый пакет, а в ней – старая  ученическая тетрадь желтоватого цвета. Видимо, выгорела от солнца или долгого времени, так сказать, с еще моих школьных дней. Я тогда почему-то думал, что мама сохранила мою школьную тетрадь. На память. 

«Это тебе, – сказала она тихо, протягивая тетрадку. – Может быть, сгодится в твоей работе. Никому это уже не нужно. А если нет, можешь выбросить…»

Тем самым давая понять, что я занимаюсь литературной деятельностью. Мне почему-то стало как-то неловко. Даже стыдно. Из-за того, что, изредка приезжая из Алматы, до сих пор не знал о существовании этих записей. Оказалось, что в этой простой ученической тетрадке в клетку были от руки написанные стихи. Стихи, сочиненные моей матерью! Я не поэт, поэтому мне трудно судить об уровне и своеобразии. Тем более на казахском языке. Тетрадка была точно такая, где я выводил первые буквы в детстве.

Именно моя мама, когда пошел в первый класс, учила со мной уроки. Выполняла со мной все домашние задания по письму и арифметике. Тогда мы писали ученической ручкой с металлическим пером. И носили с собой в сумке чернильницу. Такой бутылочек с горлышком. Если перевернешь сосуд, то из него не выливаются чернила.

При письме мне не удавались круглые буковки. И мама после моей писанины аккуратно поправляла эти каракули. После этого текст становился уже ровнее и красивее. Точно также было и по арифметике. Я всегда получал пятерки по письму и арифметике и учился вплоть до 6 класса на «отлично». Только благодаря матери.

Курсы трактористов

Моей маме, Курмашкен Несипбаякызы, не довелось дальше учиться в школе. Это было до войны. И она сильно об этом сожалела, потому что от природы была бойкая и пытливая. Со своеобразным характером степной девочки из великого рода «уак». И память у нее была, как говорится, железная. Все схватывала на лету. А рукодельница какая!

Жизнь, видимо, научила осторожно сходиться с людьми. Если кто-то из незнакомых людей с первого раза не понравился ей, то это уже навсегда. Такому человеку нужно было из кожи вылезти вон, чтобы доказать, что это не так. Однако в большинстве своем ее догадки о таком неприятном человеке подтверждались впоследствии.

Дело в том, что Курмашкен была старшей девочкой в семье Несипбая. Дети рано лишились родителей. Младшего брата Бешая (Бейсенбая) отдали на воспитание к дяде Альжаксы из Знаменки, а Курмашкен осталась в доме родителей с младшей сестренкой в ауле Кокен.

А вот когда началась война, то в местном отделении колхоза «Знаменский» некому из взрослых уже было сесть за трактор. Поэтому на сельхозработы в колхоз забирали старшеклассников.

Как-то летом во двор к ним верхом на коне пожаловал хромой бригадир Сарсенбай и с улицы стал кричать: «Есть кто живой?! Выходи!»

Все высыпали на улицу, после них вышла Курмашкен, которая готовила обед: «Случилось что, Сарсенбай-ага?»

«Где твой брат Бешай? – сдерживая коня, спросил он. – Он срочно нужен мне. Разнарядка пришла из района. На курсы учиться. Вашего Бешая записали».

«Как записали? Его нет дома. Он у дяди в Знаменке, ему в хозяйстве помогает. А куда записали-то его?»

«Да, говорю, что учиться на тракториста записали. Ехать ему надо в райцентр».

Курмашкен эта новость несколько озадачила. Какой тракторист? Братишка ведь дальше двора ничего не видит. Зрение у него плохое с самого детства. Ненароком еще под трактор попадет. Нет, ему никак нельзя на курсы. Пока здесь находится бригадир, надо что-то придумать. А что если самой…

И тут же она с ходу выпалила: «Сарсенбай-ага, вы же знаете, что Бешай плох с глазами… С самого детства. Ему нельзя на трактор. Он с лошадьми не управляется, а здесь такая махина… Возьмите лучше меня. Я справлюсь, честное слово!»

«Как тебя взять? – опешил бригадир, сильнее натягивая поводок лошади. – Ты мне, девочка, брось! Учиться тебе надо. И где это видано, чтобы девочка на технике. Трактор – это не корова тебе! Это танк!»

Словом, такой шум поднял. Однако бригадир не знал, какой настырной была кареглазая девчонка с длинной косой. Курмашкен на удивление всего аула своего добилась и все-таки записалась на курсы трактористов. Ради того, чтобы на эти курсы не попал брат Бешай.

Хотя, надо сказать, что в школе ее никак не хотели отпускать, потому что она старательно училась. И ей, прилежной ученице, взрослые предрекали будущее учителя или агронома. Сиротское детство, проклятая война – все враз исковеркали судьбу бедной казахской девочки. Конечно, Курмаш, как ласково называли ее в ауле и жалели, было очень тяжело решиться на такой шаг. Хотя она поздно пошла в аульную начальную школу, но ей нравилось учиться, читать книги, которые ей попадались на руки. Библиотеки в ауле не было, поэтому она старалась зачитывать книги наизусть, чтобы потом пересказать младшим.

С другой стороны она жалела своего брата и сестренок, потому что она теперь была вместо матери. И всех надо поднять на ноги. А ей тогда было всего 15 лет. После курсов поработала на тракторе, а потом ее взяли учетчицей на ферму.

Запах дыма

Жили мы у самой речки Каныба (Каным), и все свободное время проводили там. Играли в футбол, купались и ловили пескарей. Все хорошее и плохое происходило за Каныбой. Одним из таких, я бы сказал, плохих занятий было курение папирос.

Как-то вечером пацаны с улицы, что постарше нас, сидя на берегу речки, за разговором курили. Тогда были папиросы. Среди пацанов был и мой брат Мурат. Издалека я со своими сверстниками видел курящих. И после того, как старшие исчезли, мы бросились к тому месту. На земле дымились окурки папирос. Тайком мы подобрали эти окурки и в наслаждении стали затягиваться дымом.

Уже темнело, и нужно было идти домой. Не успел я завернуть в свой переулок, как навстречу мне на всех парах перепуганная мать.

«Ой-бай! – набросилась она на меня. – Ты где ходишь? Отец сейчас тебя выпорет! Ну-ка, открой рот!»

Я от испуга выдохнул в лицо матери.

«Так и есть! И этот накурился! Сейчас тебя отец убьет!»

Ясное дело, Мурке от отца уже досталось за курение. Теперь настала моя очередь. И мать, чтобы уберечь меня от порки, решила опередить события. Не раздумывая, она потащила меня к соседке – бабе Вере, чей дом находился у самой Каныбы. Бабка занималась чем-то на веранде.

«Баба Вера, помогите, а то хозяин сейчас забьет сына, – указывая на меня. – Накурились где-то, паршивые. Сделайте что-нибудь, баба Вера».

Тут же баба Вера повела меня прямо в огород, с грядки сорвала пучок зелени. Кажется, лук или чеснок. Велела съесть это разом. Потом завела меня на веранду, дала кусок хлеба и кружку молока холодного. Я спешно зажевал хлеб, запил молоком. На все ушло минут 10 или 15. Домой меня привела мать.

Отец с порога схватил меня за шиворот: «Ты тоже курил? Ну-ка, дыхни на меня».

Признаюсь, отец был крутого нрава. Шутка ли, пятеро пацанов в семье. Один другого хлеще. Поэтому держал нас, мальчишек, в строгости и дисциплине.

Я набрал воздух и от страха втянул голову, что душа ушла в пятки. Мать с ужасом наблюдала картину и облегченно вздохнула лишь тогда, когда отец недоуменно сказал: «Нет, этот вроде не курил. Почему-то луком от него несет», – и для профилактики дал затрещину. Так, не больно.

Только в детской до меня дошло, от какой беды уберегла мать, когда увидел, что брат Мурат лежит на кровати, укрывшись с головой одеялом. После порки ему было тяжело повернуться на бок.

«Больно, – хотел было прикоснуться к Мурату. – Сильно болит?» Он что-то пробурчал зло в ответ. И так было понятно, что ему досталось от отца.

Разве такое забудешь. Столько лет прошло, но с тех пор я не притрагивался к сигаретам, даже в армии. А мой брат курит до сих пор, несмотря на профилактику моего отца в далеком детстве.

Наша мать всю свою жизнь посвятила воспитанию пятерых детей, которые получили высшее образование. А то и по два образования, кроме Мурки. И создали нормальные семьи. Никто не разводился. И никто из нас не пошел по скользкой дороге. Мать, сколько помню, особо не жалела, что у нее нет девочек, потому что в лице снох она приобрела пять дочерей.

Курмашкен прожила долгую, но счастливую жизнь. После себя оставила 5 сыновей, 10 внуков и 9 правнуков. Все внуки сейчас работают в различных сферах – на государственной службе, в науке, в банках и иностранных компаниях.

Курмашкен хоть не получила специального образования, но благодаря своей старательности и упорству, характеру, всю жизнь занималась самообразованием, была в курсе всех общественных событий в стране. Потому что быть супругой руководителя областного уровня – надо было иметь интеллект, равный этому уровню. До последнего не выпускала из рук книгу. И писала стихи для себя, что никто об этом и не знал.

Из желтой тетради

Несколько строк из стихов матери хочу привести, чтобы выполнить ее последнюю просьбу «может сгодиться». Чтобы ее слова обрели, так сказать, форму и были услышаны читателем. Стихи на казахском языке, но я сделал подстрочник, чтобы было понятно, о чем идет речь

Жарыңда (в жару) жалғыз ағаш (одинокое дерево) егіледі (сажают),

Қабырғам (в душе) сендерді ойлап (думая о вас) сөгіледі.(распирает)

Тілеулес (сочувствую) ғұмырыңа (потомкам) ғазиз (дорогим) анаң (мать),

Қолымнан (из рук) өзге не келеді?! (ничто не выйдет)

Ана-тау (одна гора) мына таумен (с другой горой) төтелеймін, (вывожу прямо)

Сар атаң (как предки) сандық қойып (выставить сундук) жетелеймін, (вести беседу)

Жанымда (рядом) қарғаларым (родные) аман жүрсе (живы-здоровы),

Құдайдан (от Бога) онан артық (лишнее) не тілеймін что еще просить)?!

Бұлақтың теріп (из родника выбрала ) алдым (взяла) қу шілігін (лишь ивовые прутья),

Сұраймын (прошу) қарғаларым (родные) тіршілігін (жизнь),

Құдайдан (от Бога) мен сұрамай (я прошу) кім сұрайды (кто спросит)

Көп көрдім (много видела) жалғыздықтың кемшілігін(сиротскую долю).

 

Қараймын (смотрю) қарайғанда (в темноте) қарашаға (в ноябре),

Аспанда (на небе) айрылақ (двугорбый ягненок) тамашаға (для красоты),

О дүние! (этот мир ) армансыз боп (без сожаления) өтер едім (прожила бы)

Қасымда (рядом) аман жүрсе (живы-здоровы) бала-шаға (дети).

 

Қыс (зима) келді (пришла) қыстағалы (зимовать) Семейтауға (Семей-тау),

Жарай ма (сгодится ли) су (вода) алуға (взять) темір қауға (железный черпак),

Ой (думы) жүректі (сердце) қысады (сжимает), о не дейді (о чем говорит),

Жетім қалған (остался сиротою) құлын (жеребенок) кісінейді (заголосил по-человечьи)

Курмашкен Несипбайкызы

Послесловие

Иногда я прошу взрослую дочь (живет с нами) приготовить легкий салат или что-нибудь перекусить на ужин. Она старательно выполняет просьбу и готовит из того, что есть в холодильнике. При этом я и супруга давно заметили, что если в холодильнике остался хоть один огурец или два-три помидора, то она в расход пускает не все овощи. Огурец и помидоры делит пополам, вторую часть обратно сложит в холодильник. Никто из нас об этом ее не просит. Этому нашу дочь не учили. Все делает машинально. Как моя мать в далеком детстве, когда оставляла поесть на столе для других детей, которые задержались в школе или заигрались где-то на улице.

У меня такое впечатление, что это уже в крови моей дочери оставлять что-то на завтра. Заботиться о других. Будто кто-то сейчас придет, а на столе пусто. Это уже в крови. И почему-то у меня от этой мысли сжимается сердце.

А мамы ведь уже нет….

Сая ИСА

"Қазақ үні" газеті