Гульназ Раздыкова: По Жусану мы достигли только ремиссии экстремизма, итоги подводить еще рано

О том, какие изменения произошли в сознании женщин, возвращенных из зоны боевых действий в Сирии в ходе операции «Жусан», отказались ли они от радикальной идеологии, durbi.kz поговорил с руководителем Центра анализа и развития межконфессиональных отношений Павлодарской области Гульназ Раздыковой. – Уважаемая Гульназ Максутовна, как специалист-психолог Вы в тесном контакте работаете с жусановскими женщинами. Прошло уже больше 6 месяцев, как они вернулись на Родину. Как Вы оцениваете их состояние сейчас? – На сегодняшний день, мы добились только ремиссии радикализма, то есть женщины  в плане разубеждения  отказались только от крайне радикальных вещей, оценок каких-то конкретных событий, например, причин войны на Ближнем Востоке или  таких понятий, как джихад, «даруль-куфр», «такфир», «кафир», «тагут» и т.д. В основном они соглашаются с тем, что неправильно было ехать туда, но в тоже время многие из них остаются на тех же базовых принципах их радикальной идеологии. Ситуация осложняется наличием некоторых существенных факторов  социально-психологического и когнитивного характера. Для меня как для психолога, самым важным критерием их успешной реабилитации является, то, что они начинают выбирать такие паттерны поведения, которые кардинальным образом отличаются от тех, которые привели их  в свое время к экстремизму. Но, к сожалению, такие кейсы, скорее исключение, чем правило. – Можно ли сказать, что женщины на сегодняшний день полностью дерадикализованы и не представляют для общества опасности? – О результатах говорить еще рано, потому что работа по реабилитации этих женщин еще продолжается. Думаю, что ни один из моих коллег тоже не сможет дать окончательных итогов этой работы. Мы как психологи, пока не можем говорить о полной реабилитации,  потому что в любом случае уже оказано травмирующее влияние на их сознание и психику. Есть три вида психотравм, это травмы развития или травмы детства, шоковая травма, так называемый афганский или иракский синдром и эмоциональная психотравма (ситуативная). Наши женщины все пережили шоковую психотравму, которая может просто померкнуть в сознании, но напоминать о себе. Работая с девушками в Актау как психолог, я им говорила, что воспоминания о Сирии в их памяти должны померкнуть,  обесцветиться. Но пережитое нельзя забывать ни в коем случае, потому что они должны извлечь из этого урок. Однако нельзя застревать в прошлом, потому что на руках у них дети, и они активно должны заниматься их воспитанием. В последнее время начала замечать, что девушкам не очень приятно вспоминать о Сирии, они с неохотой об этом говорят, наверное, включаются механизмы психологической защиты. Работа с шоковой психотравмой – это долгий и трудоемкий процесс. – Расскажите о причинах отъезда женщин в Сирию. – В основном люди уезжали за своей мечтой, жить в халифате, и эта идея стала деструктивным смыслом их жизни.  Сам феномен ИГИЛ в том, что это  франшиза, которая умело спекулировала на социальных проблемах, эмоциональной уязвимости, религиозной безграмотности и личных проблемах экстремистов. Механизмы психологического заражения женщин оказались намного эффективнее.  Использование женщин имеет свои смысл с точки зрения результативности. Экстремисты знают, что общественная стигма, что женщина слабая, беззащитная, а значит не опасная. Значит, к ней меньше внимания. Хотя если посмотреть историю крупных терактов с участием женщин, то мы видим, что ни о каком переговорном процессе с женщинами не может быть и речи. Во-вторых, женщины менее меркантильны, чем мужчины. А значит, это дешевый способ терроризма. Ей не надо платить, достаточно влюбить ее в себя или убедить мстить за родного человека. Женщин, выехавших на территорию боевых действий, условно можно типологизировать на четыре группы. Первая группа – это женщины, выехавшие в Сирию за своими мужьями, их завербовали мужчины. Вторая категория – это женщины, уехавшие по собственной воле без мужчины, с детьми и т.д. Также есть такие кейсы, когда женщины оставляли своих мужей и выезжали на территорию Сирии добровольно без внешнего воздействия. Третья категория – это женщины, которые на момент войны уже находились на территории Ближнего Востока, имели опыт проживания на территории боевых действий в Вазиристане, Ираке. Они просто примкнули к террористам. Четвертая малочисленная категория – это вообще нерелигиозные женщины. Как ни удивительно, но есть женщины, которые начали свою религиозную практику уже на территории Сирии. Для некоторых из них характерен «синдром дагестанского любовника». Эти женщины уехали в поисках любви, романтических отношений, построения семьи и т.д. даже будучи не радикальными. – А есть успешные кейсы их реинтеграции?  – Важно понимать, что, несмотря на свою болезненность, симптомы могут вносить позитивные изменения в область социальных ролей индивида. Как отмечено выше, некоторые  женщины имеют положительную адаптацию к травме, используя опыт ее переживания, как источник мотивации. Например, девушка из Атырау написала книгу и стала вести активную общественную работу. Некоторые девушки стали  аутрич-сотрудниками, они активно участвуют в телепередачах, дерадикализации других женщин, в профилактике религиозного экстремизма и терроризма. Некоторые девушки выиграли конкурсы для получения грантов на открытие бизнес-проектов. – Какие женщины труднее всего поддаются реабилитации? – Больше всего нас волнует, конечно, работа с женщинами, которые склонны к саморадикализации. Это те, кто уехал по доброй воле, либо женщины более-менее обладающие теологическими познаниями. Те, кто будучи на территории Сирии, были учителями, преподавали курсы акиды. Также есть женщины, у которых процесс деформации имеет необратимый эффект. Вот эти женщины, скорее, вызывают особую настороженность и опасность, и самым сложным, скорее, является их реабилитация. Мой опыт работы с женщинами подтверждает, что у них есть все признаки посттравматического синдрома, такие как «замораживание» негативного опыта, агрессия, дереализация, депрессия, утомляемость, деперсонализация, избегание мыслей, чувств или разговоров, связанные с травмой. Болезненные чувства по поводу того, что они выжили, так называемая «вина выжившего», также наблюдается среди женщин, особенно у тех, кто не смог сохранить жизнь своих детей, до сих пор сохраняется сильная эмоциональная связь с погибшими мужьями. – Есть ли среди возвращенных женщин опасные, харизматичные проповедницы, которые могут вербовать в ИГИЛ казахстанцев? – Таких харизматичных женщин-лидеров я не видела, не встречала. Лично я с ними не работала, но думаю, что среди них есть такие женщины, которые занимались активной вербовкой. На сегодняшний день пять женщин уже отбывают наказание за свою деятельность на территории Сирии, многие ждут суда, находятся под следствием. Сейчас наша задача – помочь им отказаться от заблуждений, «вытащить» эту радикальную матрицу с их умов. Это очень трудно. Сейчас наступил период ремиссии, но для того чтобы достичь стойкого эффекта, нужно, во-первых, время, а во-вторых, усилия специалистов на местах. И здесь должны работать не только психологи, теологи, но и все окружающие их люди, то есть должны подключаться все механизмы воздействия. – Нет ли опасности вторичной радикализации жусановских женщин? – Надо признать, опасность вторичной радикализации для возвращенных женщин существует, если они попадают вновь в радикальную среду. К примеру, если вновь выходят замуж за радикального салафита. Конечно, было бы прекрасно, если девушки выходили замуж за приверженцев традиционной религии. Сейчас реабилитация девушек пошла по трем направлениям. Первая группа – это девушки, которые вообще отказались от религиозной практики, сняли хиджабы и ведут светский образ жизни. Вторая – это девушки, принявшие мазхаб Абу Ханифы, они уже уверенно читают намаз вместе с устазами мечетей, занимаются у теологов. И третья группа – это частично дерадикализованные женщины, которые остаются на акиде салафизма. Вот это основная группа, на которую должна быть направлена работа. Все женщины должны понимать, что их реабилитация, их успешная реинтеграция, адаптация в обществе в их руках. Безусловно, местные реабилитационные центры сыграли своего рода амортизационную роль в адаптации женщин к нашему обществу. Если бы не было реабилитационной программы в Актау, куда попали женщины сразу после Сирии, то проблем у них с родственниками было бы намного больше. Ментальные изменения внутри сознания женщин это уже является признаком успешной дерадикализации, но не десалафитизации. Девушки уже понимают, что причиной их отъезда в Сирию на войну стал салафизм, но не все еще избавились от этой опасной идеологии. – Как сейчас чувствуют себя женщины, о чем рассказывают Вам, своим сестрам по вере? – Многие женщины до сих пор благодарят за то, что смогли вернуться домой. Они счастливы тому, что теперь ходят по родной земле. Радуются тому, что рядом с ними родные люди и их дети в полной безопасности. Теперь они понимают, что совершили ошибку. Они благодарны государству, которое создает все условия для того, чтобы они могли работать, обучать детей и т.д. Выступая по телевидению, девушки предостерегают других сестер от своих ошибок, рассказывают о том, что ИГИЛ строится на обмане, крови невинных людей. Расплата за их ошибки была страшной, они пережили потерю мужа, подруг и даже смерть своих детей. Конечно, сами девушки должны понять, что дальнейшая их участь в их руках. Но и мы с вами должны быть терпимее к ним и их детям, поддержать и протянуть им руку помощи. Очень надеюсь, что возвращение женщин из зоны боевых действий станет уроком для других девушек, мечтающих уехать в государство «чистого ислама». Пусть горький запах «Жусана» очистит Казахстан от идей экстремизма и терроризма... Айгуль ЭСЕНАЛИЕВА qazaquni.kz